(Чехов в Мелихово, 1987 г.)
Друзья, 20 и 21 сентября в Русском драматическом театре премьера спектакля «Дядя Ваня» по пьесе Антона Павловича Чехова, режиссер Олег Куликов (г. Санкт-Петербург). Датировка ее создания, вторичность или оригинальность, герои, которые и спустя столько лет притягивают внимание, большой интерес литературоведов, инсценировщиков, постановщиков — обо всем этом в нашем материале, созданном на основе статьи журналиста, литературоведа и кандидата филологических наук Александра Донецкого.
У пьесы «Дядя Ваня» необычная творческая судьба. Мало кто помнит, что у изначального замысла был не один, а
два автора. Осенью 1888 года комедию под названием «Леший» задумали сочинить тогда молодой, но уже вкусивший литературный успех беллетрист
Антон Павлович Чехов и его соавтор — на тот момент издатель Чехова, владелец влиятельной столичной газеты «Новое время», как сказали бы сегодня, медиамагнат и культуртрегер, драматург и театральный деятель
Алексей Сергеевич Суворин (из заслуг Суворина перед русской сценой стоит упомянуть, что спустя семь лет, в 1895 году, он основал Санкт-Петербургский Малый театр — ныне в этом историческом здании на Фонтанке располагается БДТ имени Товстоногова).
Маститый Суворин покровительствовал Чехову и мечтал заполучить писателя в качестве постоянного автора «Нового времени» с гонораром в 500 рублей в месяц — бешеные деньги по тем временам! Однако из затеи написать комедию «на двоих» ничего не вышло. Чехов, как его будущий персонаж Треплев, был нацелен на эксперимент и грезил «новыми формами», а Суворин оставался скорее приверженцем традиционного театра. Алексей Сергеевич написал зачин пьесы, но, прочитав синопсис Чехова и список действующих лиц, заявил соавтору, что его план годится больше для романа, нежели для драмы, и от дальнейшей совместной работы с Чеховым отказался.
Чехов тоже забросил «Лешего» ради переделки пьесы «Иванов» для постановки на сцене Александринского театра. Переживая время творческого перелома, Чехов еще не вполне доверял своему таланту драматурга и считал «Иванова» творческой неудачей: «Я не сумел написать пьесу. Значит, рано мне за пьесы браться». Тем не менее, в январе 1889 года «Иванова» в Петербурге ждал успех, который сам Чехов отнес на счет великолепной игры актеров. Однако все критики сходились на том, что Чехову прекрасно удается повествовательная проза, но нечего делать в драматургии.
(Чехов в Мелихово, 1987 г. Колоризированное фото)
Чехов, однако, продолжил свои драматургические, как он их называл, «опыты» и осенью 1889 года вернулся к «Лешему». Знаменитый актер Александринки Павел Свободин хотел получить новую пьесу Чехова для своего бенефиса. Чехов обещал артисту написать комедию к 20 октября, а завершил даже раньше — 5-го — и шутил, что заработает на комедии столько денег, что девать будет некуда. Радостный Свободин примчался в Москву и, забрав рукопись, усадил всю семью за переписывание текста. 9 октября актер отдал экземпляры «Лешего» в цензуру и в Дирекцию императорских театров: Театрально-литературному комитету предстояло решить — достойна пьеса прославленной Александринской сцены, или нет? На заседании комитета текст читал сам Свободин. Вердикт худсовета:
для постановки в Александринском театре «Леший» Чехова… не годится!Чехов не подал виду, но отказ императорского театра сильно уязвил его, он назвал комитет «военно-полевым судом» и был вынужден признать, что его «Леший» «хлопнулся и лопнул». «Петербургская газета» опубликовала сообщение о выводе комитета, мол, новая вещь Чехова — «прекрасная драматизированная повесть, а не драматическое произведение». О неудаче Чехова судачили за театральными кулисами и в петербургских гостиных, все были уверены, что в главных героях пьесы — пожилом профессоре Серебрякове и его молодой жене — Чехов изобразил чету Сувориных (второй супруге Алексея Сергеевича Анне было тридцать лет, и она была младше мужа на 24 года).
Чуть позже Чехов получил критический отзыв еще от одного рецензента, знаменитого артиста московского Малого театра Александра Ленского, тем же летом 1889 года желавшего получить «Лешего» на свой бенефис, но в итоге разочаровавшегося в пьесе и написавшего Чехову строгую отповедь: «Вы слишком презрительно относитесь к сцене и драматической форме, слишком мало уважаете их, чтобы писать драму. Эта форма труднее формы повествовательной, а вы, простите, слишком избалованы успехом, чтобы основательно, так сказать, с азбуки, начать изучать драматическую форму и полюбить ее».
(Чехов в Мелихово, начало 1890-х гг)
Кстати, бывший неудавшийся соавтор «Лешего» Алексей Суворин, как бы «назначенный» публикой прототипом профессора Серебрякова, прочитав пьесу по экземпляру актера Свободина, оценил текст весьма высоко, оказавшись намного проницательней и глубже других рецензентов; он написал Свободину в письме: «По-моему, это талантливая вещь, весьма правдивая, оригинальная, но написана не по общепринятому шаблону. Скажу даже, что Чехов слишком игнорировал „правила“, к которым так актеры привыкли и публика, конечно. Во всяком случае, мне жаль, что пьесу не дали даже в этом виде. Имела ли бы она успех — сказать мудрено, но она возбудила бы интересные вопросы, не сомневаюсь».
Чехов вернулся к «Лешему» через шесть лет, решив кардинально переписать текст для сборника «Пьесы», подготовленного издательством Суворина (книжка вышла весной 1897 года в Санкт-Петербурге). В результате переработки получился «Дядя Ваня», единственная пьеса Чехова, которая сначала вышла из печати, а уж потом была поставлена на сцене. Когда Чехов начал переделывать пьесу, точно не известно, но современники драматурга долго считали «Дядю Ваню» всего лишь вариантом старой пьесы. Об этом вспоминал младший брат писателя Михаил: «Брат Антон тогда же (то есть в 1890 году. —
А.Д.) снял „Лешего“ с репертуара, долго держал его в столе, не разрешая его ставить нигде, и только несколько лет спустя переделал его до неузнаваемости, дав ему совершенно другую структуру и заглавие. Получился „Дядя Ваня“…». Некоторые почитатели таланта Чехова всерьез полагали, что Чехов «испортил» хорошую комедию.
Здесь стоит упомянуть следующий казус: когда в 1901 году в «Обществе русских драматических писателей и оперных композиторов» обсуждали номинантов на Грибоедовскую премию в категории «лучшее оригинальное драматическое произведение», и все единодушно согласились, что награды достоин «Дядя Ваня» Чехова, комитет отверг это решение, разъяснив, что пьеса «рассмотрению не подлежит», поскольку «является переделкой его же драмы „Леший“, рассмотренной в тот год, когда она была поставлена в Москве на сцене Шелапутинского театра…» (газета «Новое время», 1901, 24 мая). Своего рода слиянию в сознании зрителей двух пьес способствовал и сам Чехов, в частных письмах и разговорах на публику как бы не различавший две этих разных пьесы. К примеру, в 1898 году на вопрос корреспондента газеты «Новости дня» по поводу «Дяди Вани» Чехов заявил: «Это — очень давно мною написанная вещь, чуть не лет десять».
Несмотря на конфуз с премией имени Грибоедова и слова самого Чехова, если беспристрастно сравнить два текста, можно с полным основанием сказать, что спустя шесть лет после премьеры «Лешего» на московской сцене Чехов
создал совершенно другую пьесу — новое литературное произведение. Да, многие действующие лица: профессор Серебряков и его молодая жена Елена, Войницкий (из Егора ставший Иваном), Соня, «маман» Мария Васильевна перешли в новый текст, сохранились некоторые диалоги и ситуации, но почти половина персонажей была выкинута, Хрущов-Леший превратился в Астрова, а два последних действия изменились коренным образом. «Леший» заканчивался самоубийством Войницкого и чисто водевильным, довольно искусственным финалом соединения всех влюбленных. Открытый финал «Дяди Вани» со знаменитой репликой Сони: «Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах…» свидетельствовал о явлении миру нового, неизвестного Чехова.
После публикации в суворинском сборнике «Пьесы» «Дядя Ваня» триумфально пошел в провинции. Первая постановка антрепризы «Товарищество Синельникова» в Ростове-на-Дону; далее последовали — Саратов, Ярославль, Харьков, Киев, Казань, Павловск, Одесса, Серпухов, Херсон, родной для семьи Чеховых Таганрог, Нижний Новгород и другие города и веси театральной России. 13 марта 1898 года Чехов написал Суворину: «…в эту зиму в провинции шли мои пьесы, как никогда, даже „Дядя Ваня“ шел». Столь шумный и широкий успех стал полной неожиданностью для всегда сомневавшегося в себе Чехова. Спустя полгода, 26 октября 1898 года, Чехов с удивлением писал брату Михаилу:
«Мой „Дядя Ваня“ ходит по всей провинции и всюду успех. Вот не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Совсем я не рассчитывал на сию пьесу».На фоне этого несомненного успеха весьма комично и где-то гротескно, даже издевательски, выглядела история с Театрально-литературным комитетом: как и десять лет назад «Лешего», в 1899 году худсовет императорских театров забраковал «Дядю Ваню». Режиссеры московского Малого и столичного Александринского театров жаждали поставить репертуарный хит Чехова на своих сценах, но комитет вновь вынес отрицательное заключение о пьесе.
Тем не менее, Премьера «Дяди Вани» в Художественном театре состоялась 26 октября 1899 года и сопровождалась, по выражению Всеволода Мейерхольда, в ту пору служившего в труппе МХТ актером, «громадным успехом». После спектакля Немирович-Данченко послал Чехову в Ялту приветственную телеграмму, подписанную всей труппой: «Вызовов очень много. Четыре после первого действия, потом всё сильнее, по окончании без конца. После третьего на заявление, что тебя в театре нет, публика просит послать тебе телеграмму. Все крепко тебя обнимаем». После второго показа 30 октября Немирович-Данченко снова радовал Чехова, телеграфируя: «Пьеса слушается и понимается изумительно. Играют теперь великолепно. Прием — лучшего не надо желать. Сегодня я совершенно удовлетворен». Исполнитель роли дяди Вани Александр Вишневский тоже не жалел восклицательных знаков: «Играли мы сегодня удивительно!!! Театр переполнен. Такого приема еще не было ни разу <…> В театре стоял стон и крик! Выходили мы раз пятнадцать».
Почти сразу после премьеры в московском Художественном театре утвердилось мнение, что значение «Дяди Вани» (вслед за «Чайкой») как раз в том, что пьеса вновь открыла для русской критики и публики несомненное драматургическое новаторство Чехова, о «Дяде Ване» писали не только как о самой интересной и содержательной пьесе сезона, но и как о «новой форме» современного театра вообще.
(Портрет Чехова. Художник Иосиф Браз, 1898 г.)
