На берегу "Синей-синей речки"
/Журнал "Страстной бульвар, 10" Выпуск №5-175/2015,
В России, Чебоксары.
Несмотря на смешение фантомов и людей, небылиц и правды, достоверности и иллюзии, сценическое воплощение «Одной абсолютно счастливой деревни» Б.Вахтина, переименованной Государственным русским драматическим театром г. Чебоксары в «Синюю-синюю речку», нельзя назвать загадочным. Фактура спектакля волнует своей девственной природностью, без символических «премудростей» и косметических примесей, словно пышнотелая, веснушчатая, пропахшая молоком крестьянка на сеновале. Эффект усиливает хромой, чуть покосившийся плетень с парой невзрачных подсолнухов. Причем стоит набросить на него незатейливый камуфляж, как он превращается ... в окоп. Будто колебания натянутого нерва - назойливый скрип деревянных досок, раскиданных повсюду: на полу, в воздухе и даже под потолком, точно внезапно захлопнувшаяся крышка неприподъемного сундука. Они словно танцуют, наклоняясь под разными углами и образуя множество пространств внутри одного.
Герои же обитают на бесчисленных помостах, что придает действу объем и раскладывает его по динамическим уровням. Невозможно не восхититься талантом Владимира Шведова, который при минимуме средств умудряется творить емкую, полнозвучную сценографию.
Любопытно, что в необъятный круг персонажей пьесы на правах полноценных хозяев «затесались» говорящие Колодец с журавлем и Огородное пугало. Для чего? Неужели в серьезной истории, рассчитанной более чем на двадцать реальных действующих лиц, нельзя обойтись без этих на первый взгляд нелепых сказочных персонажей? Правила игры, предложенные драматургом, непросты и требуют от режиссерского воображения максимальной отдачи. Судьба центральной героини, трансформирующейся из розовощекой молодицы в зрелую, изможденную женщину, обрастающую проблемами, сооружена из горечи и отчаяния.
Как тревожный, «бредовый» аккомпанемент-тремоло ее ломкому соло - любимец-муж, несправедливо убитый на войне и продолжающий незримое существование во дворе дома. Хитрость в том, что забавные Колодец с журавлем и Огородное пугало прописаны некими смысловыми ориентирами, спасающими актеров и публику от массового психоза. «Хмурить брови вредно для здоровья! Если у вас еще не пропало чувство юмора, значит, не все потеряно», - словно подмигивает нам автор и «затачивает» эту уморительную парочку под беспредельный постановочный «отрыв».
Однако режиссер-постановщик Владимир Красотин игнорирует его идейный посыл и не берет во внимание изначальную синтетичность материи, надеясь на собственное чутье. Он идет по более сложному пути, променяв аппетитные «шкварки» остроумного баловства на постное тесто лиризма и вытаскивая события на «голых» межличностных отношениях. Очевидно, хулиганить и хохмить - не в его правилах, что уже не новость. Изысканный экспромт К. Рубиной «Прогулка в Лю-Бле», смешная горечь Дж. Патрика в «Странной миссис Сэвидж», грустная ухмылка Ж. Сармана в «Ма-Мурэ», шекспировская причуда «Сна в летнюю ночь» и даже арабеска М. Камолетти «Боинг-Боинг» подтверждают исключительную серьезность режиссера. Впрочем, нельзя не вспомнить энергичные шутки «Мнимый больной» Ж.-Б. Мольера, «Мой прекрасный монстр» М. Ферриса и «Человек рассеянный» Н. Скороход, где он все-таки попытался улыбнуться. Почерк Владимира Красотина читается в размашистых драматургических мазках, когда на сцену выплескивается сразу несколько ведер эмоциональной краски, а актеры сами выуживают нужные оттенки и смешивают тона. Это почти как лепить скульптуру с самого себя. Способ рискованный, полностью рассчитанный на индивидуальность исполнителя и вместе с тем дающий ему в распоряжение бесконечные гектары свободы.
Несравненная Екатерина Мальцева, чей творческий путь буквально устлан главными ролями, именно здесь заговорила действительно по-взрослому. Зрители ценят ее волевую Анну Каренину в инсценировке одноименного романа Л. Толстого, мятежную Нину Заречную в чеховской «Чайке», своенравную Лидию в «Бешеных деньгах» А.Н. Островского, блистательную Еву в «Шарадах Бродвея» М. Орра и Р. Дэнема, элегантную Элизабет в «Любовном круге» С. Моэма. Нынешняя ипостась примы - шокирующая Полина, не похожая на предыдущих героинь ни по внутренней сути, ни по форме, выношенная где-то в горле и выжатая вместе с потом, слезами и кровью. Дородная, с мускулистыми руками, превратившимися в сплошную работу, она «возмужала» как одинокая береза посреди глухого оврага. Наклевывается в ней что-то от Аксиньи Э. Быстрицкой из шолоховского «Тихого Дона», но не списанное, а подсмотренное в щелочку и умело взращенное. Цепкая изобразительная деталь - подол фартука, небрежно заткнутый за пояс. Будто героиня полола грядки или полоскала белье и оказалась перед нами мимолетом, по дороге за водой, например. С тяжелой грудью, задиристая и хорохорящаяся вначале, к финалу она теряет прежнюю упругость. Тоска и боль пропахали ей душу, и та теперь стала мозолистой, грузной, наученной выть по-волчьи и молчать, стиснув зубы. Бледное, огрубевшее лицо, практически без грима, с наполненными усталостью глазами, неказистая фуфайка болотного цвета, коричневая юбка и черный платок. ...Он же с жадностью глотал ее всю, словно конь на водопое.
Более чем достойный сценический соперник для Екатерины Мальцевой - Николай Горюнов в роли Михеева, всегда и все делающий так, как только он умеет, азартно рубящий с плеча и извергающий бессонные вулканы куража. Партнер, который значительно старше и опытнее, немного ниже ростом, щуплый, сутуловатый, с худыми щеками. Масштаб его образной палитры и степень исполнительской хватки можно сравнить с разгоном ветряной мельницы. Зрители обожают актера за потешного Пигдена в «№ 13» Р. Куни и обольстительного Давида в «Азалии» И. Жамиака, эксцентричного Лузгина в «Фальшивой монете» М. Горького и незадачливого Царя в русской народной сказке «По щучьему веленью». К слову, в пушкинской «Пиковой даме» его затаенный Германн составил отличную партию ее робкой Лизе. Только там все держалось на хрупких, готовых рухнуть в любой момент сваях осторожностей, недомолвок и суетливых пробежек «на цыпочках». Теперь же - непрошибаемые бетонные плиты самобичевания, жестов сгоряча, четко обозначенных настроений, запальчивого хотения всего и сразу. Колкие внешние «непохожести» делают их дуэт еще более пронзительным и притягательным. И любовь у них получается какая-то привольная, нагло вымахавшая до небес, словно сорняк в огороде. Невзирая на крупный режиссерский «помол», массовые картины щеголяют завидной дифференциацией, когда каждый занят своим делом и вместе с тем трудится на общую атмосферу.
Взъерошено и колоритно наседают бабы в претворении Марины Рай, Ларисы Мальцевой, Татьяны Володиной и Оксаны Ананьевой, то лихо отплясывающие в позе «руки в боки», то черпающие сплетни, «развесив» длинные уши. Под стать им налегают «добры молодцы», неравнодушные к водочке, гармошке и кулакам в исполнении Исмаила Махмутова, Леонида Казимира, Владимира Кириллова и Андрея Гаврилова. Озорными кудряшками выбиваются из общей образной копны Куропаткин Александра Смышляева, замполит Александра Тырлова, полковник Дмитрия Фадейчева, дед Бориса Кукина, мать Полины Галины Холопцевой, Фима Антонины Егоровой, Франц Александра Володина, тетки Михеева Ирины Кострюковой и Веры Боровковой. К счастью, всей этой шумной «чехарде» с лихвой удается перекричать досадную интонационную невнятность Колодца с журавлем Ларисы Былинкиной и Огородного пугала Сергея Иовлева. Особый магнетизм, столь же безошибочно искупающий этот постановочный огрех, излучает эпизод, когда Мать-Земля Юлии Дединой сеет крохотные могилки на свой сиротливый пригорок и, сама того не замечая, выносит Михееву смертный приговор...
Кстати, после триумфальной октябрьской премьеры в Чебоксарах спектакль уже успел блеснуть на XI Международном фестивале русских театров России и зарубежных стран «Мост дружбы» в Йошкар-Оле, заставив говорить о себе марийскую публику, приезжих коллег и ведущих критиков страны.
Мария МИТИНА (ЕВСЕЕВА)
796 просмотров
